Таня Гроттер и птица титанов - Страница 28

– Странный эффект! Когда отправляешь мелкие предметы, они начинают самоорганизовываться в зависимости от количества! – заметил Ягун. – К примеру, отправь я в Тибидохс мешок гороха, горошины летели бы осиным роем. А пошли я пять парковых скамеек, они выстроились бы цепочкой через равный интервал, причем самая сильная скамейка летела бы первой, рассекая другим воздух.

– А я на чем полечу? – спросила Пипа.

Ее полетное средство было выброшено еще в июле тетей Нинелью, когда она, в припадке благоустройства носясь по квартире, швыряла что попало в мусор. Пипы тогда не было дома. Вернувшись, Пипа устроила небольшую истерику. (Вы еще не забыли урагана, перебившего все незакрытые окна на западе Москвы и закрутившего узлом деревья во дворах?) Однако истерика истерикой, но лететь Пипе было действительно не на чем.

Хлопнув себя по лбу, Ягун сбросил рюкзак и достал нечто, смахивающее на старый серый халат.

– Ах да, Пипенция! Ты же мне писала! Вот он – саван-душитель из коллекции безумных артефактов джинна Абдуллы, которую он собирал вместе с Феофилом Гроттером. Позволяет летать вообще без ничего! Не забудь только завязать узел-контрольку, а то пару раз случалось, что долетал один саван, а остальное терялось по пути.

– Саван-душитель? – медленно переспросила Пипа.

Ягун дернул себя за правое ухо.

– Ну понимаешь, тут уж как повезет. Надо смотреть по цвету кистей. Перед тем, как обвить шею, они становятся багровыми. В этот момент нужно крепко их держать.

Минуты две Пипа сопела, потом мрачно сказала:

– Ну давай сюда свой халатик! Не пешком же топать!

Пока Пипа облачалась в саван и расправляла кисти, Таня успела собраться. Все ее вещи прекрасно уместились в футляр из-под контрабаса, опустевший, когда Таня достала инструмент, чтобы подготовить его к полету. Она стояла у открытого окна лоджии, с тревогой смотрела вниз и нервничала. Двор казался крошечным. Машины как букашки, люди как муравьи. Неужели ей придется забираться с ногами на край лоджии и делать шаг? А если контрабас ухнет вниз? Ведь сама она никогда на нем не летала – только ее двойник.

– Мамочка моя бабуся! Танька, ты бледно-зеленая! Высоты боишься? – весело крикнул Ягун.

– А что? Нельзя? – недовольно спросила Таня.

Ягун расхохотался.

– Тебе, королеве драконбола, грозе бабаев и драконов, можно все! В этом даже есть шарм!

«Гроза бабаев и драконов» затосковала, пытаясь нашарить в памяти хотя бы одно полетное заклинание. Но так и не нашарила. Видимо, та другая Таня Гроттер так срослась сердцем с полетами, что все, что их касалось, оказалось в запретной зоне личных воспоминаний. Лишь после больших усилий отыскался какой-то Труллис-запуллис.

– Труллис-запуллис, – шепнула Таня, проверяя, послушается контрабас или нет.

С кольца сорвалась зеленая искра, однако контрабас почему-то остался на месте. Искра металась по застекленной лоджии с видом сердитой пчелы, не знающей, кого ужалить.

Несколько секунд ничего не происходило, а потом подслушивающий под дверью лоджии Халявий случайно выронил пульт от телевизора. Соскучившаяся от бездействия искра прожгла дверь и устремилась к нему. Таня, Ягун и Пипа услышали дикий вопль. По комнате носился взбесившийся пульт от телевизора, тараня на своем пути все живое, неживое и приблизительно живое. Вскоре Халявий был подбит пультом в глаз и трусливо укрылся в шкафу. Пульт врезался в стену и раскололся.

– Ух ты! Оказывается, заговоренный пас можно использовать и на земле! Молодец, Танька! Надо запомнить! – Ягун похлопал Таню по плечу. – Ну все, стартуем! Не хочу добираться ночью. Холод тот же, а впечатлений нуль!

– А ты на чем полетишь? На каком заклинании? – спросила Таня будто вскользь.

– Да уж не на Пилотус камикадзис! На Торопыгус угорелус, мамочка моя бабуся! – самодовольно ответил Ягун.

– Торопыгус угорелус, – громко произнесла Таня, плохо догадываясь, к чему это приведет.

Кольцо полыхнуло искрой. Таня едва успела схватиться за гриф. Контрабас рванулся и с огромной скоростью устремился в небо. Бестолково размахивая смычком, что приводило к диким скачкам контрабаса, Таня висела на грифе, боясь разжать пальцы и скуля от ужаса.

Баб-Ягун умиленно любовался на это с лоджии, заливая в бак пылесоса рыбий жир. Иногда Таня оказывалась выше контрабаса, иногда ниже, а порой возникали такие мудреные комбинации, что вообще невозможно было понять, кто где.

– Новый маневр! Никогда его раньше не видел. За это я Таньку и люблю! Не человек, а сплошной эксперимент! Заметь: одним пальцем держится, а без страховки летит! Без всяких там Ойойойс шмякис брякисов! – восхищенно поделился Ягун с Пипой.

Та кивнула и, чмокнув в щеку расстроенную мамочку, которая немедленно, не дожидаясь, пока дочь улетит, принялась названивать ей по зудильнику и злиться, что Пипа не отвечает, стартовала на Тикалус плетутс.

Серые полы савана надулись ветром и взметнули Пенелопу выше туч. За Пипой на чихающем чешуей пылесосе стартовал Баб-Ягун.

* * *

Пальцы Тани разжимались от усталости, когда очередное хаотичное движение смычка оказало ей услугу. Контрабас резко клюнул к земле, и Таня, перевернувшись в воздухе, оказалась на нем верхом.

Не растерявшись, она обхватила контрабас руками и ногами, прижавшись к нему животом. Лететь сразу стало проще. Ветер больше не срывал ее. Вытянув правую руку над головой, Таня управляла контрабасом. Постепенно она разобралась, что все зависит от смычка. Он главный на этом празднике жизни. Куда смычок показывает, туда контрабас и летит.