Две огромные красные искры врезались в воду. Болото вскипело, затянув воздух испарениями, и – тотчас застыло. Лед получился неровным: вскипевшая вода замерзла слишком быстро. Что-то осыпалось со стеклянным звоном. Ага, это та вода, что была в воздухе!
Ванька опустился на колени и, приложив ухо ко льду, постучал.
– Промерзло до дна!.. Но вообще-то это светлое заклинание!
Толкая перстень, Таня зашагала по неровному льду. Замерзшие носки звякали и разъезжались. Неожиданно ветер донес со стороны железной дороги сторонний, не вписывающийся в свистящие жалобы камыша звук. Человеческие шаги?
Таня тревожно взглянула на Ваньку. Тот ничего не услышал. Она хотела остановить его, но почему-то промолчала.
Ближе к центру острова камыш исчез. Почва стала выше, суше, каменистее, что во многом объяснило, почему сосна смогла вырасти здесь. Внезапно Ванька остановился и присел на корточки. Таня ничего не замечала. Она скользила взглядом у корней дерева, но видела только траву, хвою, желтоватые шелушащиеся пласты коры.
– Да тут же ничего… – начала она и осеклась.
В ревматических, выступивших из земли корнях сосны пряталось маленькое гнездо. В гнезде едва заметная, потому что трава покрывала ей и спину, сидела серая невзрачная птичка. Ее красный клюв казался ягодой.
Таня опустилась на четвереньки и, ощущая, как хвоя покалывает ладони, стала подбираться к гнезду. Красная ягода вскинулась над землей. Таня увидела два маленьких тревожных глаза. Надеясь напугать ее, птичка хлопала крыльями, распушала перья, распахивала клюв. Пух у нее на животе был выщипан, что делало птицу вдвойне смешной, похожей на подравшегося воробья.
Когда, взмахивая крыльями, птица чуть сместилась, Таня увидела яйцо. Небольшое, не крупнее перепелиного, окрашенное так же, как сухая трава.
Таня отпрянула. Она стояла на коленях, опасаясь сделать лишнее движение. Перед ней на расстоянии вытянутой руки, на сухом камыше, траве и мелких ветках, сплетенных беспорядочно, но прочно, прыгала крошечная птичка, которая одна на всем свете могла разбить Стекло Миров.
Едва Таня отодвинулась, птичка опять перепорхнула на яйцо и прижалась к нему выщипанным животом. Ванька спокойно приблизился и присел рядом с птицей. При желании он легко мог ее коснуться. Таня с завистью отметила, что Ваньки птица не боится.
– Привет чокнутым мамашам! Ну и что будем с тобой делать? – спросил он весело. – От кого защищать?
Птица сделала несколько быстрых движений крыльями. Тане показалось: ее крыло прошло край соломенного гнезда, не повредив ему.
– Ну, защищать всегда есть от кого! – внезапно произнес кто-то.
Между Таней и Ванькой стоял Бейбарсов. На левой ладони он подбрасывал глаз Эринии, в правой – держал тросточку. Кокон невидимости, сизо-прозрачный, чем-то похожий на вареную луковицу, погасал на его плечах. Капюшон пузырился на спине, точно горб.
– Удивительная птица! Огонь, камень, лава или снег – ей все равно, – продолжал Бейбарсов. – Но знаете, что самое приятное? Что сейчас она никуда от меня не денется!
Он сделал быстрое движение тросточкой. Ее острый край пронзил серую птичку насквозь, пригвоздив ее к земле. Ванька вскрикнул, рванулся к птице, но… та лишь тревожно чирикала и заглядывала вниз. Тросточка Бейбарсова, не причинив вреда самой птице, задела яйцо, сдвинув его с места.
– Ага! – сказал Бейбарсов. – Так я и думал: сама ты моей трости не боишься. А яичко-то того… не такое неуязвимое! Как насчет еще одной попытки?
Он снова занес трость. Ударить второй раз он не успел. Ванька, оправившийся от растерянности, вскинул руку с перстнем.
– Искрис фронтис!
Бейбарсов был слишком увлечен птицей, чтобы вовремя вспомнить о Ваньке. Фронтисом его отбросило на полтора метра. Глеб упал. Ванька держал его на прицеле, придерживая кисть правой руки левой. Классическая стойка мага, метающего боевые искры.
– Ты что, заболел? Ты его прикончил! – крикнула Таня, знавшая, что Фронтисом можно просадить кирпичную стену.
Таня бросилась к Глебу и, перевернув его, стала искать оставленный искрой ожог. Не нашла и поняла, что искра была притянута костяным талисманом. Ванька подошел ближе, держа перстень наготове.
– Он шевелится! Уйди! Искрис фро...!
В следующую секунду лежащий неподвижно Бейбарсов подсек Тане руку, которой она опиралась на землю. Таня опрокинулась на Глеба, закрыв его своим телом. Все, что удалось Ваньке, это резко отдернуть кольцо. Боевая искра, миновав спину Тани, врезалась в землю. Бейбарсов махнул тростью, ударив Ваньку по локтю. Треснула кость. Рука бессильно повисла. Ванька со стоном упал.
– Больно? – спросил Глеб сочувственно. – Мне тоже было больно!
Валялкин стонал и пытался снять перстень с пальца сломанной руки. Перстень не снимался. Всякое движение причиняло Ваньке дикую боль. Он пытался привстать и падал.
Убедившись, что снять кольцо Ванька не может, Бейбарсов отпустил Таню, встал и лениво потянулся.
– Неудачник! Он меня даже не добил. Так и быть: пусть полюбуется, как мы с тобой ухлопаем птичку! Эй, Грутти, ты чего?
Таня с яростью смотрела на Глеба.
– Ты заслонился мной!
– Правда? – удивился Бейбарсов. – А, ну да!
– Ты мной заслонился!
– Ты придираешься. В тебя бы он не выстрелил.
Взгляд Тани споткнулся о перстень Эвмеда, лежащий от нее шагах в пяти.
– И Чумья бы меня не повесила? – спросила она медленно.
– Ну да! – расслабленно подтвердил Бейбарсов. – А что?
– НИЧЕГО!
Таня прыгнула к перстню. Пусть косточки его амулета отразят ЭТУ искру. От ЭТОГО кольца. Громадная, как тыква, искра прокатилась по ободу, однако прежде, чем она оторвалась, в землю в центре перстня Эвмеда вонзилась тросточка. Потом туда же вшагнул Бейбарсов. Он наклонился и сверху с интересом наблюдал за искрой. Искра описала пару кругов и погасла.